Из приходской жизни (рассказ священника Валерия Лялина)

Шли брежневские времена. До перестройки и развала Советского Союза хотя и было ещё далеко, но советский режим уже изживал себя.

На одном церковном приходе, в деревне под Ленинградом, служил батюшка. Батюшка был молодой и веселый, с живыми карими глазами и любил потешить нас всякими семинарскими побасёнками и шутками. Так он спрашивал нас, знаем ли мы толкование псалма, где говорится: “Бездна бездну призывает во гласе хлябий своих!” Мы, конечно же, не знали, и он весело объяснял нам: «Да это же один протодиакон другого протодиакона обедать зовет». А когда к нему приходили гости, он кричал на весь дом: «Игорь, в преисподнюю!» Это означало, что алтарник Игорь, который помогал ему по дому, должен был лезть в подвал, где в бутылках хранилось вино для гостей.

Игорь был высок ростом, лик имел смиренный и кроткий, характер невзыскательный и тихий. Немного согбенный и медлительный — в нем за версту можно было определить духовного верующего человека. Деревенские старухи называли его не иначе как “наш апостол”. Живя при церкви, он всегда был на побегушках у матушки и сам называл себя работником Балдой, который трудиться у попа. Всегда находился он в мирном расположении духа и охотно прислуживал батюшке и в церкви, и дома. Игорь очень любил и почитал преподобного Серафима Саровского. Он никогда никого не осуждал, правда иногда ворчал на регента за то, что тот облагал натуральным налогом своих певчих бабушек. Одна старуха должна была нести регенту кислую капусту, другая — картошку, третья — соленые грибки, четвертая — варенье. Их так за глаза и называли: грибная старуха, картофельная, капустная. А самого регента за его шикарную черную бороду называли не иначе как Саргоном, царем халдейским.

Однажды после Литургии в церковном домике, за трапезой шёл разговор. Да такой, что говорили-то одно мирское и пустое. Хотя ничего плохого в нём и не было, но все же после Литургии и причастия не стоит заводить всякую светскую болтовню, ибо бес лукавый окрадывает души при таких разговорах, и вся благодать, приобретённая на службе, теряется. Тогда за столом сидела с нами одна блаженная старушка, которая когда-то работала дворником и была ушиблена упавшим с крыши куском льдины, после чего, она сделалась немного блаженной и глуповатой. Но за своё благочестие она получила от Бога дар предвидения. Так вот она, доев щи и облизав ложку, изрекла на нас, сидевших за столом пророчество: «За то, что вы за столом ведёте такие непотребные разговоры, Господь рассеет вас по лицу земли, и на будущий год за этим столoм останется один только батюшка». И что же? Она как в воду глядела: церковную повариху и клирошанку занесло в Сибирь, алтарника — во Францию, псаломщик упокоился на кладбище, церковного старосту переехала машина, и он недвижимый лежал дома, казначейшу унесло в Краснодарский край, регент осел в Питере, а почтенный член двадцатки угодил в мордовские лагеря отбывать срок за веру. Дивен Бог во блаженных Своих!

Но вот судьба алтарника Игоря была особенной и поучительной.

Как-то сидели мы с Игорем после всенощной в церковной сторожке, пили чай, слушали, как в печурке трещат дрова. И он, глядя на огонь, рассказывал мне своим проникновенным баском:

— В юности я с приятелем, сынком одного известного театрального деятеля, бродяжничал по Руси. Мы были что-то вроде хиппи. Обросли патлами, бородками, не мылись и даже зубы не чистили. В кубинских мешках из-под сахара прорезали дыры для головы и для рук и ходили в таких одеяниях по городам. Раз в Суздале, где много старинных церквей, на площади мы потешали иностранных туристов, отплясывая танец. Они, скаля зубы, фотографировали нас и кидали нам деньги и сигареты. Вдруг, откуда ни возьмись, появился странный старик, ну, вроде пустынника какого-то с посохом в руках. Он растолкал туристов и пролез вперед. Стоял и внимательно смотрел на нас. Смотрел, смотрел, а потом как закричит: “Вы что это, паразиты, землю Русскую поганите!” Да как начал нас своим посохом охаживать. Мы — бежать. Он за нами. Забежали в какой-то сарай, отдышались, думали что убежали от него. Вдруг в сарай входит этот старик, садится на дрова и говорит нам: “Ну, ребятушки, так нельзя, нельзя так, милые, грех это, то, что вы делаете. Убогий Серафим вам этого не простит”. “Который Серафим?” — спрашиваем удивлённо мы. «А это я и есть», — говорит старец. Тут на нас вдруг такой сон напал, и мы как-то сразу, завяли и уснули. Правда, мы были и подвыпивши основательно. Проснулись только вечером. Старика нет. А был ли он вообще? Может, нам приснилось? Но приятель говорит: был старик, был, даже колотил нас палкой. Вот и синяк на руке остался. И так на нас подействовало это происшествие, что бросили мы хипповать. Поехали домой. Я после этого первым делом к церкви прибился, принял крещение. Батюшка меня прямо в Неве окрестил. Вот, удостоился, даже алтарником быть теперь. Слава Богу за все.

— Однажды, — продолжал Игорь уже другой рассказ, — я решился посетить святые места, где подвизался дорогой мне преподобный Серафим Саровский, но как меня ни тянуло туда, попасть в Саровскую пустынь, охраняемую злыми темными силами в советские времена, было невозможно. Божьи люди меня предостерегали: не ходи! Там везде колючая проволока, охрана, собаки, вышки, строжайшее наблюдение день и ночь. Кто дерзал преодолеть эти дьявольские заграждения, тот навсегда исчезал неизвестно куда. Тогда это была особая, военная закрытая зона. Даже при приближении к ней чувствовалось какое-то напряжение и тоскливый страх. Но я все же решил поехать. Подкопил денежку и пошел к своему духовнику за благословением. Духовник-старец долго молчал да всё теребил свою бородку и, наконец, сказал мне: “Дело благое задумал ты, раб Божий, но готовься пострадать за Христа и за батюшку Серафима, а, может быть, и убиен будеши. Сатана охраняет это место и никого не пускает. Но все же батюшка Серафим охранит тебя”. Получив такое благословение, запасся я кусачками, колючую проволоку перекусывать, толстые резиновые перчатки взял на случай, если ток в проволоке пущен. Взял с собою харч на неделю, на грудь повесил благословенный образок серебряный: на одной стороне старец Серафим, а на другой — Божья Матерь “Умиление”. Поехал. Через сутки добрался до Арзамаса. Дальше пошел пешком по глухим местам, по компасу. На дороги старался не выходить, селения обходил. Ночевал в лесу. Холодно, осень, туманы. Наконец добрался до закрытой зоны. Лес кончился. Далее все вырублено. Вспаханная полоса, колючая проволока в два ряда. Вышки. Дождался темноты. Пополз на брюхе по полю. Прополз вспаханную полосу и добрался до проволочного заграждения. Стало темно, да и туман густой навалился. Ну, думаю, Господи, благослови!

Достал кусачки, надел резиновые перчатки, начал перекусывать проволоку. Ну и проволока! Пыхтел, пыхтел: едва перекусил. Но, Боже правый, как только перекусил, что тут началось! Сирена заревела, прожекторы включились, затрещала автоматная очередь. Я, по-пластунски, назад. Как меня до леса донесло, и сам не знаю. Хорошо, лег плотный туман. “Ну, — говорю — батюшка Серафим, помогай!” Бежал, как конь. Не знаю, была погоня или нет, но всю ночь бежал без отдыха. Выбросил кусачки, резиновые перчатки. Спал в лесу. Постоянно молился преподробному угоднику. Наконец вышел к станции Теша. Забрался в товарняк, спрятался на платформе со щебенкой. И вот, слава Богу, добрался до дому. Первым делом в баньку сходил, колотильную дрожь выпарил, поел дома щей, помолился и пошел к своему старичку-духовнику каяться да рассказывать о своих приключениях. Он выслушал и говорит мне: “Чадо мое, испытание твое было велико и опасно, но Господь оберег тебя и приобрел в тебе верного сына, и батюшка Серафим тоже не оставит тебя никогда. Велики еще силы сатанинские, и земля батюшки Серафима еще в плену, но придет время, и рухнут все преграды и опять запоют Пасху в Сарове”. И только через много лет, когда повалилась власть коммунистов, узнал я, что в Сарове, где подвизался батюшка Серафим, где он, стоя на камне тысячу дней и ночей, молился за грешный мир, угнездились советские бомбоделы, ковавшие дьявольское атомное оружие. Вот так батюшка Серафим первый раз спас меня от погибели. Но недавно он спас меня и второй раз.

Игорь поставил остывший чайник на печку и продолжал:

— Значит, месяц назад, в феврале, после службы поехал я в город к себе на квартиру. Приехал, поужинал и прилег отдохнуть с книгой в руках. И вдруг погас свет. Посмотрел — квартирные пробки в порядке. Взял фонарик и спустился на первый этаж под лестницу, где были электрощиты. Цементный пол был скользкий от какой-то наледи. Я открыл железные дверцы щитового ящика, посветил фонариком и увидел, что не в порядке предохранитель. Я шагнул было к ящику менять его, да поскользнулся и упал, и влетел обеими руками прямо на клеммы. Тут меня как стало бить током! Я хотел было оторваться, но не могу. Руки током свело. И понял я, что погибаю. Кричать не было сил, и потому мысленно я взмолился: “Батюшка Серафим, помоги!” И сразу кто-то буквально силой оторвал меня от щита и стал медленно опускать на пол. В полумраке я увидел старичка в белом балахоне с медным крестом на груди и тут же я потерял сознание. Когда пришел в себя — никого не было. Я лежал на холодном цементе около щитов. Я встал, поднялся к себе в квартиру и припал к иконе преподобного Серафима. “Преподобие отче Серафиме, радуйся в бедах и обстояниих помощниче скорый”.

Прошло время, мы с Игорем расстались. Он уехал сначала в Германию, а потом во Францию. Там он по-прежнему при православной храме и по прежнему в алтаре несёт послушание: подает батюшке кадило, ходит со свечой, чистит и подметает алтарь. И куда только судьба не закинет русского человека?!

А ведь во всём виновата эта блаженная старуха! Напророчила нам! Не свались тогда ей льдина на голову, может быть и было бы все в порядке?